Мышление человека – продукт миллионов лет эволюции, основанной на борьбе за существование. В процессе этой жестокой борьбы совершенствовалась организация мышления, закреплялись и воспроизводились те ее качества, которые обеспечивали выживание человека. Развивалось абстрактно-образное мышление, способное оперировать классами объектов, обогащался понятийный аппарат. Расширение сферы предметно-практической деятельности человека обострило противоречие, связанное с резким увеличением количества объектов внешнего мира, с которыми человек вынужден взаимодействовать, и ограниченностью мыслительных ресурсов, необходимых для этого взаимодействия. Эксперименты психологов свидетельствуют о том, что нормальный человек способен одновременно удерживать в поле активного внимания 7 ± 2 объекта. В действительности же, в непосредственном окружении человека находится, как правило, гораздо большее количество различных объектов. Разрешение данного противоречия оказалось возможным путем качественного развития такой стороны психики человека, как способность строить устойчивые рефлекторные цепочки связей, которые будучи однажды сформированными, в состоянии функционировать по принципу «транслируемый образ на входе – реакция на выходе». Простейшим примером такой устойчивой цепочки рефлексов может служить ходьба человека. Научившись в раннем детстве ходить, человек в дальнейшем уже не акцентирует свое внимание на том, какую ногу и куда ему в данный момент времени нужно переместить, он делает это автоматически. В результате – мыслительная энергия высвобождается для других операций. То же самое происходит, например, при обучении вождению автомобилем, которое вначале кажется таким сложным, а затем становится все более простым и естественным. Подобные устойчивые цепочки рефлекторных действий человека называются динамическими стереотипами.
Однако динамические стереотипы смогли лишь частично разрешить противоречие, связанное с ограниченностью мыслительных ресурсов. С развитием и усложнением социальной структуры в жизнедеятельности людей все большее значение стали играть связи «человек – человек» и все меньшее «человек–природа». Соответственно, неизмеримо возросли энергозатраты мышления на восприятие и обработку информации, исходящей от социальных объектов (других людей, их групп, фактов, явлений общественной жизни и т.д.). Развитие данных процессов обострило на новом качественном уровне проблему ограниченности мыслительных ресурсов человека. Выход из сложившейся проблемной ситуации оказался возможным через совершенствование способности индивидуального мышления к программируемому функционированию. Подобный режим работы мышления связан с формированием, сохранением и воспроизводством программ (алгоритмов, шаблонов) восприятия и оценки социальной информации, предопределяющих поведение индивида в определенных ситуациях. Такие программы получили название социальных стереотипов.
Существуют два основных способа формирования социальных стереотипов. Первый связан с аккумулированием индивидуального опыта и закреплением его в виде устойчивых, обычно эмоционально окрашенных, представлений о социальном объекте или явлении, которые фиксируются в подсознании индивида и детерминируют его образ мышления. Второй связан с более или менее сознательным принятием внешних по отношению к индивиду представлений, которые он усваивает в процессе социализации. Этот процесс разворачивается с раннего детства, когда родители указывают ребенку, с кем можно дружить, а с кем нет. Будучи постоянно зависимым существом (от родителей, от группы, от работодателя, от государства), человек вынужден в той или иной степени добровольно следовать представлениям, характерным для его социального окружения. Распространенность подобной практики приводит к «эффекту стереотипизации» общественного сознания (Соколова Г.Н., 1995), когда определенные идеи, взгляды становятся непререкаемыми и выводятся обществом из сферы критичного осмысления. «Эффект стереотипизации» – закономерное следствие развития массового сознания, однако специфика и последствия его возникновения во многом зависят от того, как развивается социальная система: преимущественно естественным образом в русле действия объективных социально-экономических законов или в условиях централизованного управления, атрибутом которого выступает моноидеология.
«Естественная» среда проявления «эффекта стереотипизации» в большей мере способствует выработке социальных стереотипов, отвечающих действительным интересам членов общества. Эволюционное развитие подобной системы сопровождается постепенной сменой доминирующих стереотипов массового сознания. «Авторитарная» среда проявления «эффекта стереотипизации», в которой, как правило, интерес правящей (политической, экономической) элиты завуалирован под маской «интересов народа», определяет формирование косных, однообразных стереотипов, обусловливающих восприятие социальной действительности по принципу «кто не с нами, тот против нас». Ущербность и опасность такой стереотипизации в полной мере проявляется в условиях общественных трансформаций. Ярким историческим примером здесь может служить распад советской системы хозяйствования. Крушение социалистической моноидеологии породило ценностно-нормативный вакуум в головах людей, которые оказались неспособны самостоятельно вырабатывать программы мышления и поведения при отсутствии «руководящей и направляющей» силы.
Советская социально-экономическая система жестко регламентировала способы хозяйственной деятельности в условиях одной – государственной формы собственности. Человеку навязывался ограниченный набор типов экономического поведения, которые сводились по сути к единственной модели – наемному труду на государство. Исторические формы данной модели варьировали от «крепостного» труда колхозников, прикрепленных к своим хозяйствам, не имевших одно время даже гражданских паспортов и получавших заработную плату натуральными продуктами за пресловутые «трудодни», до «свободного» труда рабочих и служащих, реализовывавших свой профессиональный потенциал в однотипных структурах производственных отношений, сковывавших инициативу и творчество. Данная ситуация проявилась в расхожем стереотипе массового сознания «инициатива наказуема» и нашла свое отражения в результатах республиканских социологических исследований 1991 года, в соответствии с которыми «только 34 % респондентов в полной мере реализовали свои способности в трудовой деятельности, 50 % – не всегда, 10 % – не реализовали, 4 % – затруднились ответить. На вопрос – «Могли бы Вы работать лучше?» – утвердительно ответили до 40 %; вероятно, мог бы – до 50 %; нет – 10 %. Характерно, что ответы на заданный вопрос почти не зависели от того, кого мы опрашивали – рабочих или крестьянство». Трудно даже представить, какой эффект, в том числе экономический, недополучила страна и сколь низкой была эффективность общественного производства.
Казалось бы, проблемная ситуация должна была разрешится с началом перестроечных процессов в советском обществе. Существенно расширился спектр экономических альтернатив, появились условия для развития коллективной и частной форм собственности. Идея, что люди «схватятся» за эти новые возможности, в полной мере реализуют их, обогатив себя и страну, овладела умами и обусловила временный подъем энтузиазма народных масс. Всю иллюзорность этих надежд показала последующая история: распад огромной державы, обострение социальных противоречий, экономический кризис… Общественная практика в очередной раз подтвердила, что экономическое сознание невозможно изменить за исторически короткий промежуток времени, особенно, когда речь идет о сознании, стереотипизированном в условиях авторитарных форм управления и господства официальной моноидеологии. Одно дело, когда люди на словах (или в мыслях) выражают неудовлетворенность отсутствием экономических свобод и недостаточностью условий для своей самореализации и совсем другое – когда они получают эту свободу и вместе с ней ответственность за совершаемые (или не совершаемые) экономические выборы и не знают, что с этим делать.
Экономическое мышление человека, скованное устаревшими стереотипами, оказывается неспособным самостоятельно вырабатывать эффективные модели индивидуального экономического поведения в новых условиях хозяйствования. Следствием этого является противоречивость, несбалансированность, эмоциональная перегруженность мыслительных процессов, результатом которых часто бывает отчуждение человека от «нового» мира, в котором он не может найти себе места. Распространенность подобной ситуации провоцирует социальную ностальгию, по тому времени, когда все было «понятно» и «упорядочено». Такая черта социального настроения обусловливает желание вернуть общество к исходному состоянию. В результате – люди реанимируют и воспроизводят традиционные, дореформенные типы социального, экономического, политического (электорального) поведения. Однако, закономерность общественного развития такова, что невозможно повернуть «колесо истории» вспять. В этих условиях экономическое мышление пытается совместить новые идеи с прежним опытом, вырабатывая непоследовательные, ориентированные на индивидуальную тактику выживания модели экономического поведения.
Проиллюстрируем описанную ситуацию на материалах республиканского социологического исследования, проведенного Институтом социологии Национальной академии наук Беларуси в 2001 году. Респондентам было предложено оценить эффективность деятельности государственных органов управления различных уровней. Ответы распределились следующим образом: деятельность местных органов власти считают эффективной 10,1 % опрошенных, неэффективной – 45,4 %, затруднились ответить – 41,5 %; деятельность Совета Министров расценивают как эффективную – 7,0 % респондентов, как неэффективную – 38,0 %, затруднились ответить – 51,7 %; деятельность Национального собрания определили как «эффективную» – 7,8 % респондентов, «неэффективную» – 37,6 %, затруднились ответить – 51,2 %; деятельность Президента страны соответственно – 25,2 %; 34,7 %; 37,8 %. Преобладание отрицательных ответов не удивительно и является закономерным следствием низких оценок, которые респонденты дают социально-экономической ситуации в республике и собственному материальному положению. Только 1,2 % опрошенных оценили материальное положение своей семьи как «очень хорошее», 4,1 % – как «скорее, хорошее», 45,5 % – «среднее», 32,1 % – «скорее, плохое», 11,5 % – «очень плохое», 5,1 % – затруднились ответить. Что касается оценки социально-экономического положения в республике в целом, то здесь распределение ответов еще более смещено в отрицательною область шкалы. Лишь 0,1 % респондентов считают его очень хорошим, 2,1 % – скорее, хорошим, 26,9 % – средним, 36,4 % – скорее, плохим, 20,6 % – очень плохим, 13,5 % затруднились ответить. Причем, 38,2 % опрошенных считают, что положение в республике продолжает ухудшаться (против 4,7 %, полагающих, что оно улучшается).
В чем же респонденты видят выход из сложившейся проблемной ситуации, краткая характеристика которой, по их собственным оценкам, – «плохое социально-экономическое положение и низкая эффективность деятельности государственных органов власти»? 43,8 % видят этот выход, в частности, в «усилении государственного контроля и регулирования». Налицо явное противоречие в экономическом мышлении респондентов, которое продолжает в значительной степени находиться в плену иждивенческих стереотипов. Люди продолжают верить в то, что их социально-экономические проблемы может (и должен) разрешать «добрый барин» в лице государственных органов власти. Не случайно, живой отклик в сердцах респондентов нашел тезис о «переходе к адресной системе социальной поддержки разных категорий населения». Широта формулировки спровоцировала самоидентификацию опрашиваемых с представителями этих самых «разных категорий», ожидающих поддержку от государства, и обусловила их ответы: 50,5 % респондентов высказали мнение, что реализация данного тезиса положительно повлияет на социально-экономическую ситуацию в республике. Приведем еще один пример непоследовательности экономического мышления, которое декларирует абстрактные лозунги и вместе с тем не принимает программы, которые могли бы способствовать реализации провозглашаемых идей. Так, 60,0 % респондентов позитивно оценивают лозунг «Обеспечение равных условий для развития всех форм собственности», но только 30,2 % считают, что приватизация государственной собственности положительно повлияет на развитие социально-экономической ситуации в республике.
Выявленная противоречивость и непоследовательность экономического мышления респондентов обусловливает соответствующую типологию их экономического поведения. На вопрос «Какого подхода Вы придерживаетесь в решении Ваших материальных проблем?» 34,7 % респондентов ответили, что они пытаются повысить свой доход всеми возможными способами, 40,8 % – снижают уровень своих потребностей (хуже питаются, хуже одеваются, не отдыхают, не лечатся), 11,7 % – ничего не предпринимают (пытаются забыться, отвлечься от проблем), 12,8 % – высказались иначе. Как видно из полученных ответов, более половины опрошенных являются носителями пассивного типа экономического поведения. Только около 1/3 респондентов адаптировались к новым, рыночным условиям хозяйствования и реализуют активный тип экономического поведения. И эту картину мы наблюдаем спустя 15 лет, после начала советской перестройки и через 10 лет после начала кардинальных изменений социально-экономической системы в условиях государственной независимости Республики Беларусь.
Как свидетельствуют результаты исследования, значимым фактором качества социальных стереотипов, предопределяющим соответствующую стратегию экономического поведения, является возраст. По этому критерию выделяются две весьма хорошо очерченные группы: до 45 лет; 45 лет и старше. 52,8 % из числа ответивших в первой группе пытаются повысить свой доход всеми возможными способами, в то время, как во второй возрастной группе таких оказалось в 2 раза меньше – 26,0 %. Снижают уровень своих потребностей 32,1 % респондентов из первой группы и 49,0 % – из второй; ничего не предпринимают – 12,7 % и 23,0 % соответственно. Очевидно, что люди до 45 лет, сознательная деятельность которых начиналась уже в эпоху великих перемен, обладают более гибким экономическим мышлением, позволяющим легче адаптироваться к рыночным условиям хозяйствования. Представители же старшей возрастной группы, значительная часть трудовой биографии которых пришлась на советский период, являются, как правило, носителями экономического мышления, в котором остаются прежние стереотипы, препятствующие формированию новых, более адаптированных к изменившейся хозяйственной практике типов экономического поведения.